Мастер и Нуца
- Нуца! Добрый день! Вы не были в Израиле три года, а спектакль "Эдит Пиаф. Мой легионер" не показывался у нас четыре года. Немалый срок для театрального действа. Что произошло со спектаклем и с вами лично за это время?
- За прошедшие четыре года спектакль был показан в России – у нас были длительные, я бы даже сказала, огромнейшие по размаху гастроли. Я сама была это время также занята концертной деятельностью в Нью-Йорке, где уже давно живу. Сделала на Бродвее большой джазовый проект с известным ансамблем "Mingus-Band" (они в свое время получили "Грэмми"). И в этот джазовый проект мы включили грузинские песни! Второй концертный нью-йоркский проект называется "Голос солнца" и посвящен старинным романсам. В него входит большой блок романсов, когда я сама себя аккомпанирую на рояле. И еще – и это очень интересно – в этот проект мы включили отрывки из экспериментальных фильмов молодого грузинского, очень талантливого режиссера Шота Каландадзе - получился такой театрально-кино-поэтический вечер. Очень лирический, очень музыкальный, очень песенный – спектакль-фильм. У меня был также и концертная программа в театре "Warner Brothers". А 10 месяцев назад родился мой сын – и я посвятила ему все свое время. Ближайшие гастроли в Израиле – это мой первый выезд из Нью-Йорка после рождения ребенка.
- Почему для первого сценического выхода после перерыва вы выбрали именно Израиль?
- Я все время стремлюсь в Израиль. Меня тянет к вам, тянет мою душу. Может это какие-то космические силы. Каждый приезд к вам – для меня счастье. Побывать в Иерусалиме, побродить по местам, которые я считаю своими родными – от этого моя душа оживает.
- Душа? Вы верите в переселении душ?
- Нет, в переселение душ не верю. Но уверена, что я очень древнее существо на этой Земле. Я не знаю, откуда пришла и куда иду, но Иерусалим - эта часть моего сердца. Его светлые камни, желтоватый свет, история вашей земли меня вечно притягивают. Иерусалим – это открытая ладонь для всех людей. Я считаю, что у каждого нормального человека живет в душе стремление к этому городу и к вашей стране.
- Иерусалим – это часть вашей души. А Пиаф, ее песни и ее жизнь - тоже в вашей души? У вас выстроены некие конкретные отношения - ваши и Пиаф?
- Скорее, наши отношения мистические. Нет, я сами себя противоречу... Пожалуй, правильнее было бы сказать, что наши отношения абсолютно реальные, потому что, на мой взгляд, связи между тем и этим миром действительно реальные. Я не сумасшедшая актриса, которая ходит по улицам и декламирует, жестикулируя, тексты ролей, но думаю, что у меня есть контакт с ушедшими душами. Не подумайте, что я с ними разговариваю как с вами сейчас, не стоит чересчур мистифицировать, но благодаря этому спектаклю я чувствую поддержку души Эдит Пиаф и ощущаю ее желание выбрать меня на этой Земле, чтобы продолжать нести людям ее песни с их болью, отдачей, любовью и теплом. Годы не могут изменить эти песни, их теплоту и потому я и "проживаю" на сцене контакт с Пиаф. Наверное, это и называется музой творчества - эта возможность передать людям бесподобное ощущение любви. Говорить об этом непросто - легче передать красками на полотне. Ведь каждый чувствует, когда приходит такое возвышенное состояние, и в этом спектакле это связано с божественной душой Пиаф.
- Но некая доля сценического безумия, авантюризма, склонности к мистике все-таки нужна актрисам и, в особенности, в этой роли?
- Конечно, это необходимо. Но я не считаю себя принадлежащей только актерскому миру. Я - человек философского склада. Пробую себя во многом – живопись, джаз, музыка, увлекалась математикой. Все это приводит к изучению языка творчества – высочайшего языка. Для конкретной актрисы хорошо быть немного "другой" – это завораживает зрителя. Чем больше выделяешься, тем больше к тебе стремятся
- Безусловно, экстравагантность образа способствует популярности.
- Конечно. Но ко мне это мало относится. Я достаточно углубленный человек и ищу дороги не внешние, а внутренние пути. Ищу ответы в творчестве, спектаклях, поэмах, в пьесах, в живописи и в красках на картинах. Углубленная философия помогает находить новые грани в искусстве и в спектаклях, ключи, приоткрывающие двери, за которыми есть ответы на сложные вопросы бытия. Если искать ответы на плоскости материального мира, это приводит к материальным же решениям и выводам. А искусство метафоры, творчество, язык чувств приводят к истине.
- Вы говорите о скрытой философии, но прекрасно отдаете себе отчет, что вы – яркая женщина, костюмы для другого вашего спектакля, поставленного Виктюком – "Любовница любви" - сшиты по эскизам Карла Лагерфельда, а образ Эдит Пиаф в вашем исполнении – чрезвычайно сильный, эффектный, даже сногсшибательный, полный бурлящих чувств и эмоций. Внешняя канва, та самая поверхностная материальная плоскость, которую вы упомянули – это вспыхнувшая, как порох, и столь же быстро сгоревшая любовная история. О какой философии, кроме философии отношений мужчины и женщины, вы рассказываете зрителям в этом спектакле?
- Прежде всего, о философии скоротечного существования. Вы говорите, что история любви сгорела как порох. Так оно и есть на первый взгляд. Но, благодаря песням Пиаф, это история вошла в вечность. В нашем спектакле актеры – это бабочки, мимолетные мотыльки, видения. В некую секунду рождается сцена, возникает ситуация, и тут же исчезает, оставив что-то в сердцах людей. Благодаря любовной истории великой певицы Пиаф и легионера Альберта Вардана каждый из наших зрителей может задать себе вопросы: кто я?, что такое любовь?, что такое жизнь и смерть? Мы втроем на сцене действуем, как проводники любви, чувств и энергии, изначального настраивая себя на то, чтобы, выходя на сцену, обволакивать зрителей как раз той самой душой Эдит Пиаф, о которой мы с вами говорили… Я не разделяю искусство, любовь, творчество и философию. Наш спектакль - это слияние все этих ипостасей. А еще посыл этого спектакля в том, что мы не должны теряться во времени. Эдит Пиаф говорила, что у нее проблемы с ощущением времени. Я сама тоже не всегда веду счет времени. Мы все можем потеряться во временном потоке. А в этом спектакле особенно – время в нем тянется от мига до вечности, от секунды до длинной сцены, от брошенной фразы до песен Элит Пиаф.
- Вы приглашает зрителей не просто на спектакль, а на сеанс любви, передачи энергии, арт-терпии?
- Я бы даже сказала, на сеанс медитации, настраивающей на позитивные чувства. Мы даем зрителям ощущение, что жизнь продолжается, что бы не происходило: мы живем, поем и радуемся любви. Эта нежность исходит из песен Пиаф и мы передаем ее в этом спектакле. "Сердце сомненья тревожат подчас – Легионер мой, где ты сейчас?"
А теперь несколько вопросов к театральному волшебнику – режиссеру Роману Григорьевичу Виктюку.
- Добрый день, Роман Григорьевич! Вы приезжаете в Израиль ежегодно. На сей раз с «Эдит Пиаф», постановкой, в которой сочетается магия имен: Пиаф, Виктюк, Добрынин, Махмудов и Нуца (Нина Шаншиашвили). Вы можете рассказать о том, как вы встретились с Нуцей и о спектакле, который мы увидим в конце января?
- Расскажу с радостью. Нуца была и есть для меня первой и единственной исполнительницей, которая своим неуемным темпераментом, мировосприятием, бунтарством и внутреннем духовном богатством совпадает по сути с Эдит Пиаф – с той, кто в моем представлении и есть истая жрица любви. Мы встретились с Нуцей в одном из клубов на Арбате, на юбилейном вечере Нины Ананиашвили. Рядом со мной сидела черноглазая невозможная женщина, задавшая мне множество вопросов. Мы разговорились, а потом она – Нуца – вышла на сцену поздравить балерину и вместо приветственных речей, спела. Спела песню Эдит Пиаф. И вот уже после этого я к ней буквально бросился с криком «этого не может быть!». Я уже давно вынашивал идею поставить спектакль об Эдит Пиаф и вдруг увидел на сцене идеальную исполнительницу.
- А откуда пришла идея?
- Это было откровение свыше. Я стоял в Париже на могиле Эдит Пиаф и пообещал – себе и ей - что обязательно придумаю, как рассказать о ней на сцене. Когда я поделился с Нуцей своей задумкой, она мгновенно согласилась участвовать в спектакле, которого на тот момент еще не было. Не было ни текста, ни сценографии, ни режиссуры - было одно лишь желание сделать спектакль об Эдит Пиаф и наше с Нуцей случайное знакомство.
- Из случайности родился спектакль?
- Из судьбы, а еще из нерва и энергетики предвидения – а это для режиссера самое главное. Главное – когда есть такой запас энергии, что позже заполнит пространство сценической коробки в адекватном воплощении. Мы придумали историю о легионере, к которому Пиаф приезжает в военную часть и то, что из этого получается. Вся эта история происходит в сознании летчика, когда он поднимается в небо и думает о ней – о Пиаф, и вдруг понимает, что погибает. В этот короткий промежуток времени между его буквальным вознесением и смертью и проистекает в его воображении наша история об Эдит Пиаф, идеальном воплощении возлюбленной. Его сознание и любовь – и есть сюжет этого спектакля.
- Этот спектакль резко отличается от обычных театральных постановок о великой певице в виде "розовых" биографий, расцвеченных песнями.
- Никакие бытовые подробности нас не интересовали. Театр - это поэтическое осмысление жизни, человека, ситуации и, в целом, любви. А Пиаф не просто пела – она создавала гимны любви. И такова же и Нуца – певица любви.
- Все благодаря Нуце?
- Благодаря ей произошел этот выброс энергетики и еще благодаря тому, вернусь к этом снова, что я посетил могилу Пиаф и увидел скромную черную плиту, на которой высечены только даты рождения и смерти.
- Помимо Нуцы, в этом спектакле заняты ваши постоянные актеры – Николай Добрынин и Фархад Махмудов. Как они работали вместе? Как вы сочетаете актеров со столь разной манерой игры и темпераментом?
- Они просто полюбили друг друга – сама пьеса этому способствовала. Есть небесное сочетание, есть искра – и тогда в спектакле это не только ощутимо, но и создает энергетический посыл в зрительный зал. Мы играли этот спектакль в США и успех был просто ошеломляющим
- В Европе вы его тоже показывали?
- Да, множество раз, не будем скромничать.
- Несколько слов о вашем отношении к французской культуре. Известно, что вы ее поклонник.
- Началось все со "Служанок" Жана Жене в 1988 году. Позже мы ставили пьесы еще трех французских драматургов – Робера Тома, Эрика-Эммануэля Шмитта, и, в частности, показывали их и в Израиле.
- Но символ французской песни – Эдит Пиаф – возникла на вашей сцене благодаря московскому драматургу Ксении Драгунской, который вы заказали эту пьесу.
- "Заказали" – это чересчур по-деловому. Мы работали вместе, у нас создалось прекрасное партнерство: я пересказывал Ксении свои выводы, она же умела правильно их услышать, понять и написать текст – не пьесу, а поэтические строчки в моем представлении. Нас объединяла влюбленность в образ Эдит Пиаф, возникшая духовная общность.
- Вы еще будете сотрудничать с Ксенией Драгунской?
- Она передала мне четыре своих пьесы и уже приглашена театром написать текст для следующей постановки при участии Нуцы об амерканской мной джазовой певице.
Спасибо и до встречи уже в конце января!